(без названия)
Вновь нахлынули Солнце с Луною
И смешались в моей голове.
Где звезда, что висит надо мною?
Отыскать бы ее в суете…
Эти белые ночи буянят,
Эти серые дни лишь коптят.
Мои дети в войнушку играют
И гоняют бездомных котят…
Задохнуться бы в солнечных волнах!
Захлебнуться б в приливах Луны!..
«Но рожденный затем, чтобы ползать,
Не подымет своей головы» -
Мертвым стоном в ушах прозвучало,
Ненавидя безумный вопрос:
«Если б жизнь начиналась сначала,
Что на Землю б я эту принес?»
Заряна. Для Димки.
-
Младший Пилот
- долгожитель
- Сообщения: 861
- Зарегистрирован: Пт мар 16, 2007 17:04
- Откуда: Планета Земля
- Поблагодарили: 6 раз
Заряна. Для Димки.
Последний раз редактировалось Младший Пилот Сб апр 07, 2007 2:58, всего редактировалось 1 раз.
-
Младший Пилот
- долгожитель
- Сообщения: 861
- Зарегистрирован: Пт мар 16, 2007 17:04
- Откуда: Планета Земля
- Поблагодарили: 6 раз
Хризантема
Хризантема
Престарелая миссис Паркер пошла в сад за своей племянницей Розой, и мы остались в доме одни.
Я огляделся.
Милая уютная небольшая гостиная. Шесть кресел и ни одного дивана. Зато журнальный столик украшала миниатюрная вазочка с живой хризантемой – по-видимому, последним уцелевшим от заморозков цветком из прилегающего к дому сада. В углу – рояль, собственно говоря, из-за него мы сюда и приехали. Неспешно потрескивавший в противоположном углу камин после хруста под ногами хлопьев снежного пуха с щиплющим за щеки морозцем улицы ласково приглашал к задушевной беседе.
Я уже хотел было предложить Джорджу пофантазировать на тему, какой может быть юная хозяйка этого дома, когда заметил, что он немигающим, но улыбающимся взглядом смотрит на хризантему, и поэтому передумал, решив не отвлекать друга от набежавших на него мыслей.
Я опять осмотрелся. Ваза с цветком гармонировала со всей комнатой, подчеркивая общее настроение домашнего уюта, но при этом являла собой дерзкий вызов навалившейся на город необычно снежной наступившей зиме.
Джордж по-прежнему отсутствовал, вернее, он где-то гулял в своих мыслях, так что я даже стал тяготиться пребыванием в доме, засасывающим меня своим теплом. Мне вдруг захотелось, чтобы ветер, которого, впрочем, на улице не было, распахнул окно и опрокинул вазочку – а еще лучше, чтобы он обуглил холодом цветок, смотреть на который моему другу нравилось больше, чем беседовать со мной!
Наконец, я не выдержал одиночества:
– Джордж, о чем ты думаешь?
– Она прекрасна, эта Роза!
«Стоп. Ты не говорил, что вы знакомы!» – но перебивать я не стал, а Джордж тем временем продолжал:
– Ее очаровательная головка, совсем юная, но все-таки старше, чем просто бутон, с забавными завитушками как у подростка-девчонки, ее запах – легкий, а вовсе не терпкий, несравнимый с любыми духами, ее…
…Дальше я его практически не слушал. Я смотрел на Джорджа, как на спятившего – а Лили? – но при этом ловил себя на мысли, что испытываю радость – а Лили?.. Неужели у Джорджа с ней все закончилось?! – и чувствовал, как радость превращается в ликование.
Джордж говорил, говорил; а я, делая вид, что внимаю ему, уже летел на крыльях фантазии навстречу своей мечте, вдруг оказавшейся такой реальной, – то по ходу перебирая слова утешения для самой прекрасной девушки на свете, то негодуя от обнаружившейся измены ей ее парнем, являющимся к тому же и моим близким другом...
– ...Два нежных листка по бокам, похожих скорее на крылья, чем на руки...
Он, точно, спятил. Я представил себе девушку с листьями вместо рук. «Да, Петрарка из тебя никакой!» – мне стало смешно, и, чтобы не выдать свою радость, я попытался ни о чем не думать. Разномастные мысли носились в моей голове, но их хаос только подчеркивал картину бесконечного счастья. Моё сердце плясало в горле, и лишь полное погружение Джорджа в его собственные переживания не давало заметить ему мое состояние.
– ...Она стоит на одной ножке... – эту фразу отфильтровал мой мозг из потока других, и я решил, что она требует разъяснений:
– У неё что – одна ножка?
– Да, конечно. Её ножка – вершина совершенства, впрочем, как и она вся...
Джордж продолжал в том же духе, но я опять его не слушал – я вдруг испугался за только что обретенное, но такое ещё совсем непрочное счастье: ведь если эта девушка одноногая, то надолго ли хватит страсти у моего друга, который, как мне очень хорошо известно, не отличается постоянством?! Но он говорил с таким пламенным чувством, так искренне и восторженно, как могут говорить лишь уверенные в себе и предмете влюблённые. Я даже смог заподозрить, что до более тесных отношений у них уже дошло. Я попытался заглянуть в эти отношения. Сразу в голову полезли очень мрачные мысли – на месте Розы и Джорджа я увидел Лили и себя: конечно, я не брошу её и в том случае, если она лишится всех конечностей разом; но вряд ли я смогу с ней спать. Я попробовал представить себе что-нибудь более приятное, и мы вчетвером оказались в костёле: я – друг жениха, Лили – моя подружка, а Джордж с Розой венчаются; я не знал, как выглядит Роза, и нарисовал её со спины в инвалидной коляске. Картина была чересчур неправдоподобна, и я решил уточнить:
– А давно ты с ней знаком?
– С кем? – переспросил меня Джордж.
– С Розой Паркер.
– Я с ней не знаком.
– Да, но кого ты мне сейчас описывал?! – пытаясь удержать убегающую вслед за мечтой надежду воскликнул я.
– Цветок.
– Какой цветок? – я уже ничего не понимал.
– Розу.
– Но в вазе стоит хризантема!
– Ты спросил меня, о чём я думаю. Я посмотрел на этот цветок и вспомнил другой – тот, который подарила мне Лили в минувший вторник.
Престарелая миссис Паркер пошла в сад за своей племянницей Розой, и мы остались в доме одни.
Я огляделся.
Милая уютная небольшая гостиная. Шесть кресел и ни одного дивана. Зато журнальный столик украшала миниатюрная вазочка с живой хризантемой – по-видимому, последним уцелевшим от заморозков цветком из прилегающего к дому сада. В углу – рояль, собственно говоря, из-за него мы сюда и приехали. Неспешно потрескивавший в противоположном углу камин после хруста под ногами хлопьев снежного пуха с щиплющим за щеки морозцем улицы ласково приглашал к задушевной беседе.
Я уже хотел было предложить Джорджу пофантазировать на тему, какой может быть юная хозяйка этого дома, когда заметил, что он немигающим, но улыбающимся взглядом смотрит на хризантему, и поэтому передумал, решив не отвлекать друга от набежавших на него мыслей.
Я опять осмотрелся. Ваза с цветком гармонировала со всей комнатой, подчеркивая общее настроение домашнего уюта, но при этом являла собой дерзкий вызов навалившейся на город необычно снежной наступившей зиме.
Джордж по-прежнему отсутствовал, вернее, он где-то гулял в своих мыслях, так что я даже стал тяготиться пребыванием в доме, засасывающим меня своим теплом. Мне вдруг захотелось, чтобы ветер, которого, впрочем, на улице не было, распахнул окно и опрокинул вазочку – а еще лучше, чтобы он обуглил холодом цветок, смотреть на который моему другу нравилось больше, чем беседовать со мной!
Наконец, я не выдержал одиночества:
– Джордж, о чем ты думаешь?
– Она прекрасна, эта Роза!
«Стоп. Ты не говорил, что вы знакомы!» – но перебивать я не стал, а Джордж тем временем продолжал:
– Ее очаровательная головка, совсем юная, но все-таки старше, чем просто бутон, с забавными завитушками как у подростка-девчонки, ее запах – легкий, а вовсе не терпкий, несравнимый с любыми духами, ее…
…Дальше я его практически не слушал. Я смотрел на Джорджа, как на спятившего – а Лили? – но при этом ловил себя на мысли, что испытываю радость – а Лили?.. Неужели у Джорджа с ней все закончилось?! – и чувствовал, как радость превращается в ликование.
Джордж говорил, говорил; а я, делая вид, что внимаю ему, уже летел на крыльях фантазии навстречу своей мечте, вдруг оказавшейся такой реальной, – то по ходу перебирая слова утешения для самой прекрасной девушки на свете, то негодуя от обнаружившейся измены ей ее парнем, являющимся к тому же и моим близким другом...
– ...Два нежных листка по бокам, похожих скорее на крылья, чем на руки...
Он, точно, спятил. Я представил себе девушку с листьями вместо рук. «Да, Петрарка из тебя никакой!» – мне стало смешно, и, чтобы не выдать свою радость, я попытался ни о чем не думать. Разномастные мысли носились в моей голове, но их хаос только подчеркивал картину бесконечного счастья. Моё сердце плясало в горле, и лишь полное погружение Джорджа в его собственные переживания не давало заметить ему мое состояние.
– ...Она стоит на одной ножке... – эту фразу отфильтровал мой мозг из потока других, и я решил, что она требует разъяснений:
– У неё что – одна ножка?
– Да, конечно. Её ножка – вершина совершенства, впрочем, как и она вся...
Джордж продолжал в том же духе, но я опять его не слушал – я вдруг испугался за только что обретенное, но такое ещё совсем непрочное счастье: ведь если эта девушка одноногая, то надолго ли хватит страсти у моего друга, который, как мне очень хорошо известно, не отличается постоянством?! Но он говорил с таким пламенным чувством, так искренне и восторженно, как могут говорить лишь уверенные в себе и предмете влюблённые. Я даже смог заподозрить, что до более тесных отношений у них уже дошло. Я попытался заглянуть в эти отношения. Сразу в голову полезли очень мрачные мысли – на месте Розы и Джорджа я увидел Лили и себя: конечно, я не брошу её и в том случае, если она лишится всех конечностей разом; но вряд ли я смогу с ней спать. Я попробовал представить себе что-нибудь более приятное, и мы вчетвером оказались в костёле: я – друг жениха, Лили – моя подружка, а Джордж с Розой венчаются; я не знал, как выглядит Роза, и нарисовал её со спины в инвалидной коляске. Картина была чересчур неправдоподобна, и я решил уточнить:
– А давно ты с ней знаком?
– С кем? – переспросил меня Джордж.
– С Розой Паркер.
– Я с ней не знаком.
– Да, но кого ты мне сейчас описывал?! – пытаясь удержать убегающую вслед за мечтой надежду воскликнул я.
– Цветок.
– Какой цветок? – я уже ничего не понимал.
– Розу.
– Но в вазе стоит хризантема!
– Ты спросил меня, о чём я думаю. Я посмотрел на этот цветок и вспомнил другой – тот, который подарила мне Лили в минувший вторник.
не тслов. 
